Это один из самых деструктивных жанров, напрямую задевающий честь и достоинство оппонента. Даже человек, прибегающий к этому жанру ненамеренно, должен быть решительно осужден, а при намеренном употреблении и наказан обществом. О.С. Иссерс считает оскорбление и обвинение близкими по цели речевыми действиями. Однако из приводимых тут же дефиниций из толкового словаря видно, что это совершенно не так: «оскорбить – крайне обидеть, унизить кого-либо, уязвить, задеть чьи-либо чувства», «обвинять – полагать, считать виновным». Таким образом, из этих определений вытекают как минимум два принципиальных отличия между этими жанрами. Первое состоит в том, что обвинение констатирует объективное нарушение оппонентом некоторых установленных обществом правил, законов, норм, то есть выдвигается не от себя лично, а от имени общества. В то же время оскорбление не связано напрямую с деяниями оппонента, а зависит от желания оратора нанести ему моральный ущерб. Именно поэтому эти жанры совсем не сближает задача «информирование об отрицательной оценке», ведь как субъекты, так и сама оценка совершенно разные. Второе отличие состоит в том, что в обвинении решительно преобладает рациональная аргументация, и оценки могут появляться только как вывод после фактов. Оскорбление – жанр исключительно эмоциональный, здесь рациональная аргументация отсутствует вовсе. Задачей оратора обычно бывает стремление убедить слушателей в том, что адресат не достоин доверия. Говорящий хочет, чтобы оппонент знал о его негативной оценке и был уязвлен. Сверхзадачей оскорбления может быть осмеяние оппонента. «Говорящий исходит из того, что выставление кого-либо в смешном виде не требует доказательств (в отличие от обвинения) и вопрос о справедливости, правомерности отрицательных оценок как бы не предполагается. Поскольку только несправедливые обвинения способны сильно задеть чувства оскорбляемого, унизить и уязвить его, говорящему запрещается использовать доводы, соответствующие реальному положению дел, по крайней мере, не преувеличенные. Таким образом, когнитивной предпосылкой издевки и оскорбления является намеренная трансформация модели мира». Такая сверхзадача реализуется не всегда и не обязательно, однако, если она присутствует, это усиливает эффект. Прямым адресатом оскорбления является оппонент, косвенным адресатом - слушатели. Если оскорбление осуществляется в устной форме, то оппонент – обязательный участник диалога, а слушатели - факультативный (оскорблять можно и один на один, но присутствие посторонних усиливает эффективность воздействия), а если в письменной форме (например, в виде открытого письма в газету), то читатели – обязательный компонент, а оппонент – лишь потенциальный участник в ситуации. В последнем случае происходит раздвоение задачи: необходимо, во-первых, дискредитировать оппонента в глазах читателей, во-вторых, унизить, задеть чувства оппонента. Эти задачи взаимосвязаны: эффект оскорбления достигается только если реализованы обе. Содержанием оскорбления обычно является грубое покушение на очевидные ценности адресата, причем здесь не идет речь об убеждениях, научных взглядах, вкусах оппонента, - оценка должна касаться его лично. Чем более незаслуженная и немотивированная оценка этих ценностей предлагается в качестве содержания высказывания, тем более оскорбительный характер она имеет. Так, сказать человеку, неоднократно уличенному в воровстве или мошенничестве, ты вор, мошенник не является оскорблением, однако публично необоснованно заявить честному человеку, считающему порядочность и честное имя своей ценностью, ты мошенник, это ты украл - значит нанести ему несмываемое оскорбление. Различают два основных вида оскорбления: А) Спонтанно произносимая реплика (первичный жанр), не подготовленная заранее. Иногда такая реплика не только не планируется, но и вырывается помимо воли оратора под влиянием эмоций. Б) Развернутая речь (вторичный жанр). В этом случае по ситуации требуется произнести речь в другом жанре: речь в прениях, предвыборная речь, резюме и т. п., однако задача такого жанра отступает на второй план перед активно реализуемой сверхзадачей – оскорблением оппонента. Оскорбление-реплика (первичный жанр) может иметь такие формы:
1. Прямое оскорбление. Оно состоит в употреблении всевозможных ругательств, прямое указание на наличие отрицательных качеств оппонента. Тут миссис Аккерман снова вмешалась, уже не скрывая своей неприязни к Димиресту: - Я не уверена, капитан, что кто-либо из нас достаточно компетентен, чтобы рассуждать о процессах, происходящих в мозгу психопата. - А я и не рассуждаю, - нетерпеливо оборвал ее Димирест. – Да и не в этом дело. - Извините, но вы все-таки рассуждаете. И я считаю, что именно в этом дело. Вернон Димирест вспыхнул. Он привык быть хозяином положения, чьи действия не оспариваются, и не сумел сдержать свой необузданный нрав. - Сударыня, вы от природы глупы или строите из себя идиотку? Председатель Совета резко застучал молотком по столу. - Капитан Димирест, - холодно заметил он, - ваше последнее замечание ничем не оправдано и вообще ни к месту. Прошу вас взять свои слова обратно. Димирест был все еще возбужден, щеки его пылали. Секунду подумав, он кивнул. - Хорошо, я беру свои слова обратно. – И взглянул на миссис Аккерман. – Прошу даму извинить меня. Возможно, она понимает, что для меня, как и для большинства пилотов гражданской авиации, это чрезвычайно больная тема. Когда тебе самому все настолько очевидно… - И он умолк, не закончив фразы. Миссис Аккерман смотрела на него горящими от возмущения глазами. (А. Хейли) Заметим здесь в скобках: вполне возможно, что миссис Аккерман, действительно, сказала что-то, задевающее ценности пилота, однако ее слова были облечены в приличную форму, и она не имела намерения оскорбить честь и достоинство собеседника, унизить его – это было простое возражение. Поэтому прямое оскорбление ее капитаном выглядит совершенно недопустимым. Извинения только ухудшают дело, поскольку они лишь формальны, показывают, что он остался при своем мнении насчет низкого уровня интеллекта оппонента. Конечно, оскорбление женщины недопустимо ни в какой ситуации, но в данном случае выглядит особенно разрушительно, ведь общая задача капитана – склонить Совет на свою сторону, убедить в правильности предлагаемых мер. Понятно, что после такого выступления шансов на то, что ему удастся это сделать, нет никаких.
2. Косвенное оскорбление. Оно имеет место тогда, когда наличие отрицательных качеств предполагается (хотя они и не названы вслух), в связи с чем публично высказываются некоторые суждения в форме совета, просьбы, предостережения, напоминания и т. п. для преодоления негативных последствий этих качеств, что является оскорбительным для оппонента, который точно знает (и гордится этим), что у него такие недостатки отсутствуют. Вернон Димирест позвонил Энсону Хэррису домой. - Вечером будет трудно ехать, - без всякого вступления сказал Димирест. – Я люблю, чтобы мой экипаж был вовремя на месте, и прошу вас выехать заблаговременно в аэропорт. Энсон Хэррис, который за 22 года безупречной службы ни разу не опоздал на работу, едва не задохнулся от возмущения. К счастью, прежде чем он сумел выдавить из себя хоть слово, капитан Димирест повесил трубку. (А. Хейли)
Речь-оскорбление (вторичный жанр) более употребительна в письменной речи и состоит в том, что оратор в качестве аргументов к своему тезису высказывает некоторые суждения об оппоненте, которые сопровождаются абсолютно немотивированными негативными оценками. Особенно часто в нашей практике такие высказывания встречались в рамках предвыборной речи. Ср.: …Известный кандидат в губернаторы, не перестающий хвастать наличием у него «достойной команды», ходит по заводам и по улицам, выдает на гора пламенные речи, а его говорливые помощники от прессы только и делают, что раздувают по всякому поводу «мировой пожар», и пытаются низвергнуть с колоколен звонарей, которые справедливо смотрят на вещи и видят перед собой не пожар, а жажду свары и жажду власти и т. д. (В. Княжеченко «Экстра КП»)
В рамках деловой речи все выделенные оценки должны быть обоснованы, то есть читателям должно быть понятно, на каком основании слова «кандидата» названы хвастовством, почему его «пламенные речи» достойны осуждения, почему более справедлив взгляд на вещи «звонарей» и т. д. Иначе мы имеем дело лишь с весьма грубой формой риторического софизма, что должно быть квалифицировано как оскорбление. Особенно очевидна недобросовестность в том случае, когда деятельность неугодного кандидата квалифицируется так: «он рвется к власти, жаждет власти». Здесь остается абсолютно необоснованным, почему стремление победить на выборах «нашего» кандидата оценивается как совершенно правильное и закономерное, а точно такое же стремление «ненашего» кандидата - как порочащее его. По закону кандидаты равны в своем стремлении к искомой должности, и обвинение одного из них в угоду другому должно быть квалифицировано как нарушение закона о выборах. Естественно, что во всей рассматриваемой статье г. Княжеченко не приведено ни одного факта, объективного суждения, подтверждающего справедливость хотя бы одной оценки автора. По степени спекулятивности этого оратора можно сравнить только с г. Жириновским, который также не утруждает себя хотя бы какими-нибудь элементами рациональной аргументации, ограничиваясь лишь наиболее спекулятивными формами внушения. После такого выступления оппонент должен обратиться в суд с иском о защите чести и достоинства, и уже имеются многочисленные прецеденты, когда такие иски были удовлетворены, а виновные наказаны. Это, конечно, не означает, что оратор должен совсем отказаться от оценок, ограничиваться только предъявлением фактов, однако отметим еще раз: здесь допустимы не любые формы, а только те из них, которые соответствуют действительности, не построены на прямом обмане аудитории, т. е. оценки должны быть обоснованы в речи.
Приведем еще один пример письменного оскорбления: Как известно, среди победивших в области одномандатников не оказалось ни одного представителя партий реформаторской ориентации. И (вот уж где «струя» для раскомплексованных фанатиков идеи!) ведь именно ярлык «нереформатора» еще в самом начале нового курса клеили Шабунину его потенциальные ниспровергатели. Усилия этих малочисленных противников долго имели неорганизованный характер и потому были малоэффективны... Разрозненность в действиях местных «ниспровергателей» имела в своем корне две причины. Первая - это обыкновенная трусость. Никто не хотел открыто выступать организатором и «душой» столь «высокой» миссии, ведь шансы на успех невелики, а жить как-то надо. Вторая - элементарное скудоумие. Но этот грех, эту ущербность самокритично, справедливо признавали за собой сами активисты местной войны нервов. Ведь только необходимое наличие оного дает убежденность в победе, чувство превосходства над соперником. В этом смысле состязаться с головой областной администрации было крайне затруднительно. Вот почему безумство, и тем более - трусливых, за все годы шабунинского руководства так и не стало «песней». (В. Княжеченко «Экстра КП», 17.10.1996) Такие высказывания оказывают на аудиторию действие прямо противоположное тому, на какое рассчитывает оратор, работают на противную сторону (может быть, в какой-то степени и благодаря очевидной безнравственности этого оратора защищаемый им кандидат проиграл на выборах). Именно поэтому более опытные спорщики в сложных ситуациях с большей охотой приписывают оппоненту такого рода высказывания в свой адрес (хотя это тоже, разумеется, недопустимо с этической точки зрения). Так, в газете «Не дай бог!», активно агитировавшей голосовать на выборах за Б.Н. Ельцина, регулярно появлялись якобы письма читателей грубо ругательного содержания: Вы думаете, что я пишу вам благодарственное письмо? Не дождетесь! Запугать хотите народ коммунистами? А не много ли ля-ля? Народ за вами и Ельциным не пойдет! Дудки! Народ большинством голосов за Г.А. Зюганова! И я буду голосовать за него. А на Ельцина и всю его шайку я плевать хочу. Я 4 года в коммунистической оппозиции и буду в ней до тех пор, пока Ельцин не полетит вверх тормашками. А за такую пасквильную газету вашу я вам когда-нибудь морду набью и заставлю подавиться вашей же газетой. И никакой Борис Николаевич не поможет. Я не продажная шкура и не предатель. Правда, был несколько лет назад за Горбачева, а теперь я бы его вместе с Ельциным заставил землю жрать до блевотины. Все вы там хамье! Перестрелять бы вас ко всем чертям! За вами честные люди не пойдут. А пойдет жалкая кучка тварей, которых и за людей нельзя считать! Вы пьете нашу кровь - ну, ничего, скоро вы запляшете как угорелые, и я уже вижу вашу смерть. («Не дай бог!» 4.05.1996) Объективно подобные «письма» укрепляли позицию Ельцина, т. к. представляли его противников как людей, лишенных моральных принципов.
Иногда люди, выступающие в жанре оскорбление, объясняют это тем, что оппонент совершил неблаговидный поступок, «заслужил» отповедь. Поэтому здесь необходимо заявить, что оскорбление оппонента нельзя оправдать никакими причинами. Разумный член общества не может себе позволить перейти на грубости ни при каких обстоятельствах. В качестве аргумента этой мысли приведем этически безупречное высказывание по поводу, гораздо более серьезному, чем выборы. Несмотря на крайнюю степень возмущения, автор не позволяет себе ни единого выпада против личностей, совершивших очевидно безнравственный поступок. Весь пафос речи направлен против деяния, а не против людей. В то время, как в советской печати обсуждается вопрос об упразднении чрезвычаек, а московская общегородская организация коммунистов постановляет отнять у этих учреждений право выносить приговоры, в то время, как господин Крыленко констатирует, что ни один декрет не предоставил чрезвычайкам права расстрелов, - петроградская чрезвычайная комиссия с олимпийским спокойствием объявляет, что ею расстреляны четыре Романовых: Николай и Георгий Михайловичи, Дмитрий Константинович и Павел Александрович. Ни одного слова о том, какое преступление совершили эти люди, какой заговор они затеяли в тех тюрьмах, в которые они были заключены еще в августе прошлого года в дни ужасов петербургского красного террора! С социалистической точки зрения четыре бывших великих князя стоят не больше, чем четыре любых обывателя. Но столько они стоят, и жизнь каждого из них для всякого, не променявшего пролетарский социализм на звериную мораль профессионального палача, столь же неприкосновенна, как жизнь любого торговца или рабочего. За что их убили? За что, продержав в тюрьме 6 месяцев и успокаивая их каждый день, что никакая опасность не грозит их жизни со стороны представителей пролетарской диктатуры, их в тихую ночь повели на расстрел - без суда, без предъявления обвинений? Какая гнусность! Какая ненужная жестокая гнусность, какое бессовестное компрометирование великой русской революции новым потоком бессмысленно пролитой крови! Как будто недостаточно было Уральской драмы убийства членов семьи Николая Романова! Как будто недостаточно, что кровавая баня помогла контрреволюционерам в их агитации в Западной Европе против революции. Когда в августе они были взяты заложниками, Социалистическая Академия, которую вряд ли заподозрят в антибольшевизме, протестовала против ареста Николая Михайловича как ученого, чуждого политике. Теперь и этого мирного исследователя истории - одного из немногих интеллигентных Романовых - застрелили, как собаку. Стыдно! И если есть коммунисты, есть революционеры, которые осознают гнусность расстрела, но боятся заявить протест, чтобы их не заподозрили в симпатиях к великим князьям, то вдвойне стыдно за эту трусость - позорный спутник всякого террора! (Ю.О. Мартов 6.02.1919)
И только если конфликт находится в четвертой стадии - стадии насилия, военных действий, переговоры невозможны и следует отвечать тоже действиями. Однако разумный человек никогда не доводит конфликт до этой стадии.
|