|
Как известно, успешность речи определяется по степени достижения запланированного результата. По этому поводу А.А. Леонтьев в работе «Психология общения» отмечал: «Мы всегда сталкиваемся с двумя ситуациями: реально существующей в момент общения и предвидимой нами как результат общения. Вся психологическая динамика общения (...) развертывается как бы между этими двумя глобальными моделями действительности; это динамика не только и не столько во времени (было - стало), сколько в соотнесении условий задачи и самой задачи (есть – должно быть)». Разница между «есть» и «должно быть» составляет проблему любой убеждающей речи, с формулирования которой начинается высказывание, однако для обоснования проблема имеет особенно важное значение, поскольку она гораздо более острая и очевидная, чем обычно. Именно поэтому корректное формулирование проблемы помогает точно уяснить предмет обсуждения.
Так, например, С. Лукаш, выступающий с речью по поводу выборов мэра, сначала формулирует проблему о тотальном непрофессионализме наших работников управления:
Вы еще не забыли дедушку Крылова, консерватора, мудро предупреждавшего о том, что будет, коли сапожник возьмется печь пироги, а пирожник тачать сапоги? Не знаю, как кто, но я в последние годы все чаще это предупреждение вспоминаю.
Конечно, поводы для этого были и раньше. Смотришь, бывало, на заседающих на разных пленумах, конференциях и съездах, дружно голосующих и читающих с трибун по бумажке передовиков - сразу баснописца вспоминаешь. Нет, на своем месте - у станка, на ферме, в поле - это замечательные работники и люди прекрасные, слов нет. Но вот вытащили их из привычной среды, заставили заниматься не своим делом - и все, послушная марионетка. И решения принимают, и законы вырабатывают профессионалы. Они же - только «одобрямс». Но к чести этих людей надо сказать, что, как правило, они все понимали и, как сверчок, знали свой шесток, не мешали работать другим. Впрочем, и среди них были люди с амбициями - как же, мол, мы люди государственные. К счастью, руководить банками, заводами, научными лабораториями и Советами народных депутатов им все-таки не доверяли.
А потом грянули митинговые страсти, расплодились всяческие клубы, члены которых твердо порешили показать всей и всяческой номенклатуре, как нужно управлять и вести народ к новому счастью и благоденствию. И оказались митинговые и клубные активисты у власти. Помню обаятельнейшего и очень демократичного преподавателя одного из вузов, взявшегося руководить ответственными службами города. И от этого руководства ухватились за головы те, кто занимался конкретным делом, и с трудом передвинули демократа в иную сферу, где, думаю, тоже хватаются за голову. А может, тоже куда-то передвинули. Выгнать-то не выгонишь - человек за свободу горла не жалел.
Все это я веду к тому, что у нас снова грядут выборы во власть самых разных уровней - городскую, областную, государственную. И претендуют на нее самые разные люди и из самых разных побуждений. Одни - из искреннего желания улучшить жизнь народа, другие - из неудовлетворенных амбиций, третьи - из желания сделать политическую карьеру. Но это знают только они сами. Нам же, избирателям, сие неведомо. Прилюдно все ратуют за здоровье, лучшую долю и счастье в личной, а также общественной жизни. Глаза прямо разбегаются - за кого же голосовать, кому жизнь и кошелек свои доверить? Слушаешь какого-нибудь кандидата в депутаты в Думу, сердце от его речей замирает, а потом узнаешь, что он всю сознательную жизнь проработал каким-нибудь врачом-венерологом и опыт руководства у него - только своими пациентами да домашним пуделем. Он, наверное, прекрасный специалист, но за свое ли дело берется? И еще один такой же, и еще один... Господи, мужики, какие же вы пироги печь собираетесь, если путаете муку с гипсом? Это только в слащавых фильмах рабочий с трехклассным образованием государственным банком руководит, а вчерашняя колхозница государством рулит. Жизнь-то показала, что страну из разрухи старорежимные спецы-профессионалы подняли, а страстно убежденные и целеустремленные дилетанты в бескозырках и кепках им в большинстве случаев только мешали.
Пространность этой части зависит от того, насколько аудитория знакома с проблемой. Так, С. Лукаш справедливо предполагает, что аудитория не слишком задумывается о предстоящих выборах, поэтому формулирует проблему подробно и обстоятельно.
Проблема может быть сформулирована кратко, если общий предмет обсуждения известен собравшимся, и оратор только затрагивает новый аспект общей проблемы:
К сожалению, у нас среди директорского корпуса отсутствовали навыки конверсии. Мы начали заниматься с директорами и пытались помочь им войти в рынок, найти им внешних контрагентов, партнеров начиная с 1989 года. У нас очень хороший директорский корпус, но они подходят к проблемам конверсии, исходя из той технологической базы, которая у них есть. Не с точки зрения рынка, а с точки зрения того, что бы они могли придумать для рынка такого, что, с их точки зрения, рынок потребит. (ТВ, «Пресс-клуб»)
Однако если обоснование произносится в процессе диалога (на совещании, в процессе беседы и т. п.), то есть проблема уже выявлена и сформулирована другими участниками, в речи ее можно и не повторять:
После всего, что было тут сказано по вопросу о морской смете, вы поймете, господа члены государственной думы, то тяжелое чувство безнадежности отстоять испрашиваемые на постройку броненосцев кредиты, с которым я приступаю к тяжелой обязанности защищать почти безнадежное, почти проигранное дело. (П.А. Столыпин Речь о морской обороне, произнесенная в государственной думе 24 мая 1908 г.)
Из формулировки проблемы вытекает задача речи. Так, если проблема в том, что у нас среди чиновников и депутатов много непрофессионалов, то задача - убедить в том, что выбирать в мэры нужно того, кто умеет руководить, знает эту работу. Если проблема в том, что директорский корпус неправильно подходит к проблеме конверсии, то задача – убедить в том, что прежде чем принимать ответственные решения необходимо обучиться принципам рыночной экономики. Если проблема в том, что дума не хочет финансировать строительство морских судов, то задача – обосновать жизненную важность для России укрепления морской обороны и т. д. Важно проследить за тем, чтобы проблема и задача были правильно поняты аудиторией, чтобы здесь не возникло разночтений.
Аудитория оценивается как критически настроенная. Предполагается, что у слушателей имеется отчетливо сформированное противоположное мнение, поэтому задача обоснования состоит в изменении их взглядов. Однако, в отличие от возражения, здесь акцент делается на правильности своей позиции, а не на ошибочности точки зрения оппонента.
Характер аргументации целиком зависит от ситуации и спорного предмета. Если предмет не затрагивает личностей и ценностей слушателей, аргументация может быть сугубо рациональной. Ср., например, выступление в суде, где основной упор сделан на рациональном анализе обстоятельств дела:
(На охоте случайным выстрелом был убит человек. Судят двух обвиняемых, причем до сих пор не известно, кто из них попал в медведя, а кто в человека. Выступает Дудырев, один из обвиняемых.)
- Мне известно, что ряд косвенных улик, принятых во внимание следствием, отягощает вину Митягина и облегчает мое положение. Поэтому сейчас, перед лицом суда, хочу заявить: не считаю себя менее виновным. Мы одновременно выстрелили. Я стреляю лучше Митягина, но это не может гарантировать полностью того, что я не мог промахнуться. Указывают на местоположение сухостойного дерева, которое прикрывало от меня середину лавы. Но достаточно было потерпевшему выдвинуться вперед на полшага, а пуле пролететь в каком-нибудь сантиметре от ствола дерева, как обвинение против Митягина рушится. Свидетель Тетерин отрицает теперь наличие пули. Я не собираюсь ни уличать его, ни попрекать в непостоянстве. Пули нет, кто из нас убил - для меня до сих пор тайна, как и для всех. Мы оба повинны, оба в одинаковой степени!
Но это не значит, что я покорно признаю себя виновным. Думаю, никто не решится упрекнуть ни меня, ни Митягина в преднамеренном убийстве. Нас могут судить лишь за неосмотрительность. Но является ли эта неосмотрительность преступной? Мы стреляли в лесу, где никакими законами, никакими частными предупреждениями стрельба как таковая не возбраняется и не ограничивается. Мы не могли предположить, что за кустами может оказаться живой человек. Место, где мы стреляли, чрезвычайно безлюдно, прохожие встречаются на дню один, от силы два раза. Как я, так и Митягин не слышали гармошки. Ее услышал Тетерин, не в пример нам обоим более опытный охотник. Выкрик Тетерина прозвучал почти одновременно с выстрелами, мы просто физически не успели сообразить. И мне думается, никто не позволит себе допустить такую мысль, что мы решились спустить курки, услышав выкрик, поняв его значение. Я не считаю себя совершившим преступление, а следовательно, не считаю преступником и Митягина. Если же суд не согласится с моими доводами, посчитает нужным вынести наказание, то это наказание я в одинаковой мере должен нести с Митягиным. (В. Тендряков)
Если предмет спора затрагивает интересы и ценности других людей, речь должна содержать ораторские предосторожности, эмоциональные аргументы (особенно часто используется аргумент к пользе) и т. д. Ср., например, как обосновывает необходимость переизбрать на второй срок действующего мэра С. Лукаш. Главный довод состоит в том, что все остальные претенденты не подготовлены к руководящей работе. Причем никаких отрицательных оценок претендентам не дается, оратор нисколько не сомневается в их личных и профессиональных высоких качествах, однако это не те качества, которые нужны для успешного осуществления обязанностей мэра. Оратор использует ораторские предосторожности, в частности, фигуру «умолчания»: он нигде не говорит о том, что следует проголосовать за мэра, его имя даже не упоминается в речи, вывод о том, что он – лучший претендент, аудитория должна сделать сама, применив предлагаемый критерий: все остальные – непрофессионалы, один только действующий мэр имеет опыт руководства городским хозяйством.
Первого октября все мы пройдем первую обкатку выборного марафона. Нам предстоит избрать главу городской администрации (или, как это модно говорить, мэра). Кто более-менее интересуется такими вопросами, тот знает, что на эту отнюдь не медовую должность претендуют четыре человека. Один из них, ничтоже сумняшеся, даже свое первое распоряжение в качестве мэра обнародовал. Что ж, возможно, оно кому-то и понравится, на вкус и цвет товарищей нет. Только вот, убей меня бог лаптем, - не могу понять, как журналист будет в качестве мэра разбираться с коммунально-канализационным хозяйством города, проблемы которого горожан волнуют гораздо больше, чем проблемы взаимоотношений с жидомасонами. Или - как профессионал-военный (убежден, что хороший профессионал) будет верстать бюджет города. Я, безусловно, не согласен с мнением одной из газет, предположившей, что военный поставит нас всех во фрунт и заставит маршировать. Но и руководить архисложным городским хозяйством - это далеко не то же, что воинской частью. Не зная нот, можно только «бацать» на гитаре или тренькать на балалайке, но не дирижировать симфоническим оркестром.
Хочу, чтобы меня поняли правильно. Я ни за кого конкретно не агитирую. Я только пытаюсь убедить нашего читателя, завтрашнего избирателя, в том, что, опуская в урну бюллетень с именем не очень-то знакомого, как правило, претендента на серьезную должность, он должен знать о нем все-таки, насколько он профессионален и компетентен будет при принятии важных решений. Какой производственный опыт и опыт руководства людьми будет иметь. Хватит нам велеречивых дилетантов, вчера преподававших физкультуру в школе, а сегодня возглавляющих какую-нибудь комиссию по развитию атомной промышленности. (С. Лукаш)
|
Конфликт и речь